Теперь, когда «мерседес» ехал в направлении аэропорта, Антония ощутила покалывание в желудке. Вернется ли она в Америку? Сможет ли прижиться в Европе? Говорят, французы самодовольные, нечистоплотные, грубые, одержимые едой и вином; швейцарцы скучные, едят только «грюйер» и коллекционируют ювелирные часы.
«С деньгами меня везде примут с распростертыми объятиями, – повторяла себе Антония. – Я смогу путешествовать».
Внезапно она вспомнила, что Сара так и ждет, прикованная к стене в подвале, полном крыс. Надо не забыть позвонить Тимоти Зейну из телефонной кабинки в аэропорту и объяснить ему ситуацию. Поймет ли он, во что его снова пытаются втянуть? Он сильно сдал в последнее время. Похоже, его память стала совсем дырявой.
Минут десять она наслаждалась, смакуя эту мысль. Позвонит она или нет?
Если она сядет в самолет, забыв, что Сара в подземной тюрьме, проблема будет решена. Через сорок восемь часов запасы еды и воды у сестры кончатся, и начнется длительная агония среди полчищ крыс.
Некоторое время назад эта идея пришлась бы ей по вкусу, но сегодня она чувствовала прилив великодушия по отношению к бывшей узурпаторше.
«В конце концов что с ней станет? – подумала она. – Она без денег, без семьи, изуродованная… Ей придется покинуть Штаты, как воровке. Воровке без гроша за душой!»
Она прыснула со смеху при мысли об этом, представив Сару в Канаде, официанткой в каком-нибудь дешевом кабаке, куда заглядывают только охотники на тюленей, которые бесстыдно лапают ее, и как она, отчаявшись, становится проституткой.
Эта перспектива сделала Антонию великодушной. Не будет ли это для бывшей любимицы худшим наказанием, чем смерть?
Несмотря ни на что, ненависть тлела, оживая при малейшем воспоминании. И Антония чувствовала, что в ней нарастает желание «забыть» позвонить Тизи.
«Если немного повезет, – подумала она, – мы будем опаздывать и придется как можно быстрее бежать на регистрацию. У меня просто не будет времени сделать этот чертов звонок. Или я позвоню позже, оказавшись в Женеве».
Антония привыкла подолгу анализировать свои эмоции. Ей случалось проводить целые дни напролет, вспоминая «зло, которое ей причинили». И эти погружения в себя отрывали ее от реальности также, как выключается свет, если опустить рубильник. Когда она совершала эти «подземные исследования», то переставала обращать внимание на то, что ее окружало. Она не слышала вопросов, которые ей задавали. Те, кто смотрел на нее в эти мгновения, принимали ее за сомнамбулу.
В таком состоянии она пересекла зал аэропорта, вспоминая мрачную зиму 1940 года, проведенную в пансионе, где завывали сквозняки и где мисс Снизон-Чепмэн, главная надзирательница, бранила ее за вялость.
Уисперу пришлось встряхнуть Антонию, чтобы вернуть ее на землю.
– Ты должна позвонить старикану, – напомнил он. – Вон там есть кабинка.
Антония смотрела на него, не понимая.
– Иди звони! – прикрикнул мажордом. – Не хватало нам еще одного трупа на руках.
– Ладно, ладно, – обиженно процедила Антония.
Она ненавидела, когда ей приказывали. Когда она сняла трубку, ей захотелось лишь сделать вид, что она разговаривает. Просто так, чтобы наказать Уиспера за то, что тот осмелился говорить с ней подобным тоном. Хорошая вышла бы шутка!
И таким образом мажордом стал бы ответственен за смерть Сары! Так ему и надо!
Антонию немного позабавила эта мысль, когда она стояла, поглаживая диск с цифрами. Сделает ли она это? Да? Нет?
Она обернулась и увидела, что Уиспер наблюдает за ней. Она поймала его взгляд – злой и нетерпеливый – и поняла, что он не любит ее. Она уже видела это выражение у Адриана Уэста, Джейн Харлок и Тизи… Гвен – это совсем другое дело. Она наполовину безумна и узнает своих собеседников через раз.
Антония сомневалась, балансируя на краю бездны безнадежности. Как на страдающую маниакально-депрессивным психозом, на нее иногда накатывали внезапные приступы хандры. Это происходило внезапно, обычно после долгого периода сильного возбуждения. В течение трех секунд ей не хотелось совсем ничего – ни Швейцарии, ни бриллиантов. Все заранее утомляло ее. Ей захотелось броситься на пол, свернуться клубочком и заснуть.
Но так как надо было действовать, она набрала номер Тимоти Зейна в надежде, что старик не поднимет трубку.
«Я подожду шесть гудков, – решила она. – Потом повешу трубку».
Она начала считать: «Раз. Лцва… три… четыре… »
Если старик оглох, тем лучше для него и тем хуже для Сары! После пятого гудка в трубке послышался голос Тизи:
– Да?..
Недовольная, Антония объяснила ему, во что его опять втянули. Она говорила быстро, чтобы запутать старика. Она цеплялась за мысль, что он не поймет, ошибется зданием или приедет слишком поздно. Она также сообщила ему, что улетает в Швейцарию за сокровищами Рекса Фейниса. Она добавила это, чтобы ранить его побольнее, зная, что он никогда не делал ставку на нее.
– Вот видишь, – закончила она. – Я обошла твою фаворитку на финише. Приз получу я.
Старик ничего не сказал. Антония слышала только его хриплое дыхание, словно он был здесь – лежал на ней и дышал ей в шею. Она вдруг ощутила какую-то гадливость и повесила трубку.
– С этим покончено? – спросил ее Уиспер.
– Покончено, – вздохнула Антония, потирая ухо.
Ей казалось, что зловонное влажное дыхание старика пропитало ее кожу.
Одержимая этой новой идеей, она направилась на посадку.
Тизи смотрел на телефонную трубку, которую все еще держал в руке, словно забыв, для чего нужен этот странный предмет.