Однажды Тизи заметил: «Когда общаешься с сумасшедшими, скоро сам становишься таким же». Теперь Сара поняла, насколько это верно: общаясь с Гвен, Настасья в конце концов помутилась рассудком, она уже давно поверила в волшебников и великанов.
Оставшись одна, Сара уселась на софу. Ночник с детским абажуром слабо освещал комнату. Сваленные в кучу игрушки создавали впечатление армии горбатых фигурок устрашающих очертаний, по большей части портретов Гвеннолы. Они были всевозможных размеров, некоторые даже ростом с десятилетнего ребенка. Их нарядили в костюмы, сшитые по мотивам сериала «Королевство безумной надежды». Их стеклянные глаза, слишком похожие на настоящие, смущали Сару.
Она не смогла долго выносить того, что за ней «наблюдают» таким образом, и отправилась осматривать соседние комнаты. Забыв о скромности, она выдвигала ящики комодов, распахивала дверцы шкафов, не ожидая даже найти ничего конкретного. Она надеялась наткнуться на что-нибудь полезное – какой-нибудь знак, любую информацию, которая помогла бы ей спасти свою шкуру.
В ящиках царил жуткий хаос – детские игрушки вперемешку с пачками сигарет, настольные игры с полпинтой бурбона, леденцы (пятнадцатилетней давности) с упаковками транквилизаторов или снотворного.
Это была картина медленной катастрофы, мрачного дрейфа в сторону безумия – где-то между Винни-Пухом и барбитуратами.
Когда Сара обнаружила в глубине шкафа кучу косметических средств от морщин, сердце сжалось от жалости: вопреки заявлениям Настасьи, кожа Гвеннолы не осталась безупречной – время наложило свой отпечаток. И хотя она до сих пор сохранила тело маленькой девочки, кожа была уже не та. Теперь она, должно быть, еще больше похожа на сорокалетнюю карлицу, чем на принцессу с глазами-незабудками из «Королевства безумной надежды».
«Вот почему она прячется за занавеской, когда принимает гостей, – догадалась Сара. – Она согласна быть псевдо-маленькой девочкой, а не уменьшенной копией взрослого человека».
Продолжив свои исследования, Сара в конце концов обнаружила в маленьком чуланчике десятки разбитых зеркал – самых разных размеров и явно очень дорогих. Их раздробили молотком на мелкие кусочки, Сара увидела в этом подтверждение своих подозрений.
Настасья ей солгала. Как вышколенная прислуга, она ревниво охраняла секреты своей хозяйки, выдавая любопытным сказку о вечной молодости.
Саре стало грустно, поэтому она решила закончить свои «раскопки» и вернулась в игровую.
В конце концов она уснула на софе, в трех метрах от металлического замка, под стеклянными взглядами кукол, сваленных в углу.
Сара простилась с Настасьей около десяти вечера. Экономка отказалась покидать дом и прятаться в мотеле – это предложение она приняла с возмущением капитана, которому предлагают покинуть на три четверти затонувший корабль.
Сара не настаивала. В любом случае Настасья Ковак не была целью Микофски. Саре казалось маловероятным, что он хотел причинить зло этой бедняге.
«Ведь пристрелить-то он хочет меня, – подумала она, садясь за руль. – Меня и только меня – подручную Антихриста».
Она постаралась побыстрее вырулить из каньона – нужно было как можно быстрее забрать анализы крови из лаборатории и сравнить их с медицинской картой матери, которую Тизи хранил как реликвию.
Когда лаборант выдавал ей бумаги, она, поддавшись приступу суеверного страха, спросила:
– Это точно кровь человека?
– Ну да, – проворчал молодой человек в белом халате. – Вполне себе человеческая, только вот взяли ее не вчера.
– А вы можете сказать когда? – настаивала Сара.
– А вам зачем? – усмехнулся парень. – Помчитесь в ФБР? Вы начитались детективов, милочка.
Расстроенная, Сара выехала по направлению к пустыне. На этот раз она решила обо всем рассказать своему опекуну. Ей больше не справиться одной посреди паутины.
Как это случалось все чаще и чаще, она нашла Тимоти Зейна в его маленьком зрительном зале – углу ангара, который он переделал в кинотеатр, обставив креслами, подобранными в одной из разорившихся киношек на Сансете. Сара вздрогнула, увидев на экране черно-белый образ своей матери, бегущей словно по подземелью. Это был эпизод из «Юдифи из семи замков», плохонького фильма ужасов, сляпанного на скорую руку, то есть с большим количеством халтуры и материалами, украденными на соседних стройках. Сара всегда испытывала большое волнение, видя на экране мать моложе, чем она сама, в роли уязвимой девушки, испуганной козочки – это ее-то, которая в обыденной жизни скорее производила впечатление жесткой и бесчувственной женщины.
Сара остановилась на пороге ангара, понимая, что Тизи даже не слышал, как она припарковала пикап. Он словно находился под гипнозом – глаза вылезли из орбит, челюсть отвисла, рот приоткрылся, из уголка стекала слюна. Сара испытала чувство отвращения, смешанного с грустью. С некоторого времени Тизи опускался все стремительнее. Он дряхлел – именно таким словом описывают состояние стариков, когда надо намекнуть на полный крах.
Сара почувствовала, что на глаза наворачиваются слезы. Она никогда не думала, что реквизитор уйдет именно так – от истощения умственных и телесных сил. Она всегда считала, что он умрет внезапно от сердечного приступа посреди взрыва смеха, в полном расцвете сил, с бутылкой «Миллера» в руках. Теперь было ясно, что она ошиблась – все произойдет по-другому.
Сара покашляла, чтобы оповестить его о своем присутствии, но Тизи не отреагировал. Она задалась вопросом, сколько часов он ежедневно проводит перед экраном, просматривая одни и те же эпизоды. Металлические коробки с фильмами Лиззи Кац были старательно расставлены на столе, сооруженном из козел. Это было единственное место в ангаре, где никогда не скапливалась пыль, – доказательство того, что их использовали слишком часто.