Антония не преувеличивала – Джастин действительно ужасно себя чувствовал. Он лежал под полинявшим зонтиком, и ему стоило невероятных усилий подняться, чтобы поприветствовать подошедших девушек. С присущим старикам кокетством он пытался прикрыть гримасы боли голливудской улыбкой. Изъяснялся Джастин с оттенком французского акцента, скорее всего липового. Он с трудом переводил дух, издавая странные свистящие звуки, как астматик в момент обострения. В честь посетительниц он натянул домашнюю куртку, расшитую галуном, придававшую ему вид циркового актера, – остатки прежней роскоши.
Он предложил девушкам кофе по-французски в чашках из хэвилэндского фарфора. Его совершенно невозможно было пить, настолько он был крепок.
– Рекс Фейнис, – будто выплюнул он с нескрываемым отвращением. – Да, я его знал. Грязный шакал. Порочный тип. Очень опасный человек.
– Что вы имеете в виду? – спросила Сара, удивленная внезапной бледностью хозяина.
«Он боится, – подумала она. – Его пугает уже одно воспоминание о Рексе».
– Я имею основания полагать, мисс, что знаю свое дело, – пропыхтел Джастин Делакур. – Я учился во Франции у лучших фехтовальщиков. В Сен-Сире я получил чин офицера, и, поверьте мне, когда я был молод, никто мне в подметки не годился. Большую часть времени я наставлял актеров. Ни один из них ни разу в жизни не прикасался к рапире. С ними приходилось повторять все по тысяче раз, разбирая каждое движение, пока они наконец не заучивали все наизусть. Это было невероятно нудно. Потом мы сражались в замедленном темпе, а камера в ускоренном режиме снимала эту уродливую пантомиму. Из-за этого мошеннического приема те кинодуэли выглядят такими нелепыми и неровными. Но с Фейнисом все было не так… Это напоминало… Он был прирожденным дуэлянтом. В первый раз, когда мы скрестили с ним шпаги, у меня появилось ощущение, что мне попался профессионал.
– Вы хотите сказать, такой же фехтовальщик, как и вы? – уточнила Сара.
Джастин заерзал, ему было явно не по себе. Его дыхание, прерываемое бронхиальными свистами, производившими угнетающее впечатление, стало шумным.
– Нет… – проблеял он. – Это… Это трудно объяснить. Он сражался… как могли бы биться мушкетеры в шестнадцатом веке. Не очень элегантно, но эффективно, с совершенно невероятным мастерством. Он знал трюки, неожиданные выпады, о которых я понятия не имел. Он… Он дрался, чтобы убивать. Я тотчас же понял это по его глазам. Словно он сам сказал мне: «Игры кончились, парень. Теперь тебе придется защищать свою жизнь с помощью шпаги, или я проткну тебя насквозь. Мы сюда не развлекаться пришли». У меня по спине пробежал холодок. Он не притворялся, не сдерживал свои удары, а настойчиво подкарауливал, пока ты по ошибке не раскроешься. Три раза мне еле-еле удавалось отвести его клинок. А этот идиот-режиссер только радовался, потому что «это было как взаправду»! Он поздравил нас, просил так держать, не понимая, что присутствует на настоящей дуэли.
– Вы хотите сказать, что Рекс пытался вас убить? – настаивала Сара.
– Да, – отрезал старый каскадер. – Только профессионал может понять такие вещи, но в тот день я осознал, что мне придется защищать свою шкуру. Этот человек был убийцей. И невероятно ловким убийцей. Это читалось в его глазах. Он жаждал крови. К счастью, режиссер заорал: «Снято!» И Фейнис тут же снова заулыбался. Он похвалил меня за постановку руки, как будто ничего не произошло. Я был испуган и обессилен. Но вокруг никто не понял, что произошло, хотя мы были на волосок от трагедии. Думаю, именно этого придурок и добивался. Он надеялся, что я потеряю хладнокровие… Он хотел заставить меня драться с ним по-настоящему.
– Вы бы так и сделали?
– Возможно… Или так, или он проткнул бы меня насквозь. Знаете, в то время несчастные случаи на съемочных площадках были не редкостью. Равно как и смерти. Это был профессиональный риск, но он неплохо оплачивался, можно было договориться. Потом мне еще не раз приходилось сталкиваться в Фейнисом на дуэлях – и каждый раз он начинал свою игру. Должен признаться, что в конце концов мне стало страшно. С каждой новой схваткой было все хуже и хуже. Я уже понимал, что приближается момент, когда он проткнет меня насквозь. И я попросил меня заменить. Признаюсь в этом с чувством глубокого стыда.
– Как он вел себя с вами за пределами съемочной площадки?
– Он был невероятно любезен, но с намеком на иронию. Например, однажды он спросил, не соглашусь ли я давать ему уроки фехтования у него дома… как будто они были ему нужны! Я отклонил его предложение. Он посмотрел на меня так презрительно, как будто я обесчестил себя, отказавшись от дуэли. Вы наверняка решите, что все это лишь игра моего воображения, но оно тут ни при чем. Я разговаривал с другими каскадерами, которые с ним сталкивались, у них всех создалось то же впечатление. Они тоже были уверены, что Фейнис пытался их убить. Многие менее ловкие, чем я, даже были серьезно ранены.
– То есть вы полагаете, что Фейнис питал тайную надежду убить одного из своих противников и потом списать это преступление на несчастный случай во время съемок?
– Именно так. Знаете, мисс, эта странная фантазия широко распространена среди фехтовальщиков высокого уровня. Раньше или позже они все начинают обдумывать одну и ту же идею, задаваться одними и теми же вопросами: «А что такое настоящая дуэль? Что такое – почувствовать, как клинок входит в плоть противника?» В общем, появляется соблазн перейти к настоящему действию! Миф о мушкетерах, знаменитых бретерах… В конце концов это обязательно начинает на вас давить. Это нездоровое ощущение, но когда вы приобретаете некий уровень владения оружием, у вас неизбежно возникает желание дойти до конца. Извините меня, но ненастоящая дуэль – это как прерванное соитие, у вас начинается фрустрация. Думаю, что Фейнис был из тех, кто решил перейти к делу. Видал я таких. В тренировочных залах всегда можно найти экзальтированных молодых людей, которые вынашивают подобные планы. Фейнис же не ограничился одними мечтами.